Снег лежал плотным выхоленным монолитным ковром под ногами, лишь толстые столбы спящих деревьев откидывали рваную тень и не давали почувствовать головокружение от обилия белого. Я был здесь один, если не брать во внимание ворон, дремлющих на заснеженных ветках. Пустота вокруг ощущалась колким морозом, пробирающим до костей. Где-то снег проседал, и были видны небольшие ямки, а где-то виднелись величественные сугробы, напоминающие курганы, отчего становилось зябко. Поговаривают, этому лесу приходилось видеть немало заблудших душ. Они бродили свет за очи, хрустя подошвами, словно голодными челюстями по вечно хрупкому снегу. Многие из них проваливались под землю безвольными куклами, а по утру не оставалось даже следов, только небольшие неровности. Их редко кто искал, еще реже находил. Возможно, даже и не могли увидеть, ведь тут не бывает не потерянных. И если они падали, они падали от того, что яму для себя тащили бережно за пазухой с самого начала, и только ждали, когда она выльется из них в реальность.  Я был таким же. Потерянным взъерошенным вороненком без ориентиров и смыслов, заблудшим среди двух сосен без права на настоящие крылья вместо мягкого шелкового пушка на тоненьких обрубках. Побывавшие здесь однажды предпочитают забыть происходившее как страшный сон или вспоминать с напускной небрежностью и безоружной улыбочкой. Чужой лес - потемки, но свой ведь всегда намного темнее черного.
 За спиной раздался звук и он был настолько неожиданно громким, что сердце, казалось, ухнуло с тела в яму. Я здесь был один, а быть может, и не совсем. Ворона расправила крылья на старом пне. Непроницаемые бусины глаз искрили раскаленными углями, она гордо вскинула вверх мощный клюв, не скрывая прицельного внимания. Я помнил ее, не мог забыть. Полупрозрачная дымка переливалась на пне нежной вуалью и тягучими потоками тянулась к земле, она набирала плотность, теряя эфемерность, расходилась все дальше, съедая снег и обнажая беззащитный грунт. Предательский комок подходил к горлу, пока нечто живое, болезненно знакомое прорывалось сквозь тонкую мембрану, все больше напоминающую очертаниями человека. Призрак. После захода солнца они слетались сюда на заслуженный праздник родом из прошлого. Они толпились, каждый около своего кургана. Необычайно красивые и тонкие, изящные и бестелесные. Призрак обретал контур: вырисовывал колкие локти, изгибы фигуры, мелкие черты лица. У него еще не было прежней четкости, свойственной живым существам, но я чувствовал присутствие. Это вызывало панику и страх. Я не знал, чем заглушить нарастающую боль в груди, как успокоить онемевшие трясущиеся руки. Впрочем, ни тогда и ни сейчас я не умел контролировать свои эмоции. Эмоции, способные создать сверхновой целую Вселенную, где люди обретают ультрамариновые крылья, а бутоны рождаются из зачесанного по углам пепла и расходятся плющом по морозной стене. Эмоции, способные пламенем испепелить и вывернуть мир наизнанку, подставляя под обозрение искорёженные внутренности, а после породить черную беспощадную дыру, готовую засосать в свое оголодавшее нутро практически все, что попадется на пути. Я, конечно, не забыл прошлую зиму, которая величественной фигурой стояла передо мной сейчас. И  я еще не знаю, что ей сказать, потому что слова разлетаются свистящим под ногами ветром. Природа и все живое следует по кругу. Порой, не умирая физически, нас добивают морально, и ты не всегда знаешь, что же в действительности было бы лучше. Просто складываешь в яму и посыпаешь пеплом. Порой, ты получаешь шанс на спасение. Порой, восстаешь из пепла. Мир - это всего лишь маленький шарик, который крутится от лета к лету, от зимы к зиме. Закономерно. Естественно. Можно лишь выбирать, в какую сторону его нужно крутить в следующий раз. Призрак протягивают руки, и я просыпаюсь.
 За окном снег. У меня затянувшаяся температура.

Месяц назад я завел ориентальную кошку по кличке Мейзи. Могу сказать, что кличку она не оправдала. Мы тут коллективно подумали, что в ветеринарном паспорте запишем ее Кончитой Чупакабровной, так как это прозвище лучше всего отражает ее суть. Я ее зову ласково Чупакаброй.

Итак, немного о ее шалостях.

1. Ждет пока ты соизволишь стянуть брюки, чтобы повиснуть когтями на твоей ноге. Сразу после моих красноречивых высказываний выставляется за дверь.

2. Искренне уверена, если нельзя лезть на стол передними лапами, то это можно сделать задними. Позорно идет за дверь.

3. Очень хозяйственный котенок. Помогает в убоке методом залезания в мусорное ведро и ведро с половой тряпкой. Идет за дверь.

4. Любит опрокидывать гладильную доску. Не кот, но доска идет за дверь.

5. Женская грудь для того, чтобы мять. Я согласен, но за дверь.

6. Принимает активное участие в приеме пищи. За дверь.

7. Все комментирует. За дверь не помогает.

8. Лицо для сидения.

Вывод. У чудного зверя фамилия - Задверь.

Королева Проклятых. Первая часть

  Земля обрастает порождением человеческой цивилизации; покрывается высотками с круглосуточными пестрыми билбордами, россыпью фонарей на спутниковой карте неотличимой по яркости от Млечного Пути; прожекторы гоняют туманные лучи по ночному небу, взывая к невротичности граждан и возбуждая нервные окончания на диковинные постапокалиптические образы с непременным плачем сирен. Мягкая почва покрывается асфальтом, словно наращивает броню, вторую не пробивную кожу. Где-то глубоко под землей, там, куда не доходят провода и монолитные трубы, все еще пульсируют красные раздутые жили в ритме большого оголенного сердца. Однажды они замрут, сожмутся в спазме, останавливая время и пространство, вытянутся по прямой, и тогда проснется она. Ее глаза распахнуться, холодные и стеклянные, желтоватые как у дикой кошки,  с рисунком из капилляров - точный слепок сердца в ореоле вен. Земной шар замрет в предчувствии новой эры. 

   Никто не знал откуда она пришла, сколько ей лет и умеет ли она говорить, но каждый уступал ей дорогу, опустив глаза в пол. Люди кучковались, бегло хватали корзины с продуктами, делали несколько шагов назад и замирали, чувствуя странное онемение в охваченных дрожью ногах. Она не торопилась, ее босые шоколадные ступни ступали мягко на почву, не пропуская звук треснувших веток и сухой травы. Им приходилось смотреть на на землю, на следы, что оставались за ней. Им приходилось прикрывать глаза руками и сутулится, лишь бы не видеть ее прекрасного симметричного лица. Она шла к своему алтарю, возведенному ими для нее и во имя нее, по ступенями окрашенными кровью. Ступни оставались девственно чистыми, как и следы за ней.

    Она не называлась и ее старались не называть, или упоминали множеством имен, которые не имели с ней ничего общего. Она сохраняла молчание и с этим приходилось мириться. Ей возводили пирамиды и поили досыта в трепетной надежде на благословение. Каждый полный месяц слетали с плеч головы добровольцев и катились вниз по лестнице с глухим равномерным звуком в полной тишине, пока не достигали последней ступени и не касались в последнем пристанище ее ног. Она поднимала руки к небу и луна наливалась красным в тон ее влажных очерченных губ. Люди ликовали и входили в состояние экстаза, взбивали землю под собой и встряхивая воздух. Они молились той, что должна была дать жизнь, не понимая, что за ней ковровой иссушенной до бела дорожкой тянется смерть.  Они почувствуют это позже, намного позже, когда не останется места для них, когда им придется исчезнуть. Так будет позже, а пока, они будут покидать вместе с ней одни земли и покорять другие, возводить храмы до небес и вспахивать новые поля. Они отдадут лучших из лучших, а она, взамен, даст им испить себя и обрести надежду на неограниченную временем жизнь. Ее дети станут сильнее других детей, а оттого и злее, испытывая невыносимую жажду и нечеловеческую тоску, будучи единожды оторванными от ее сочной налитой кровью груди. Они не сразу поймут, что останутся навсегда в тени матери и только в тени, тайком, съедаемые голодом и злостью, смогут выходить за стены храма. 

Смотреть во внутрь

  А знаете, в век цинизма и любви к жесткой неприкрытой правды цены у сказки нет. Каждый рассказывает в пыльных вагонах с неприкрытым шлейфом собственного достоинства как акулы охотятся на мелких рыб. Я слышал эти истории, я был в этих вагонах, порой, даже в прокуренных тамбурах. Но сегодня мне бы хотелось говорить о том, как может маленькая рыбка поглотить большую. Возможно, виной моя температура, которая быстрыми темпами перескочила за тридцать семь, возможно, просто осень теряет силу, убаюканная первым снегом.

  Я шел домой, температура тела росла от поворота к повороту, снег таял и превращался в грязную воду. Я представлял золотую рыбку, декоративную аквариумную рыбку, что смогла вырваться на волю. Ее чешуя золотом отражалась в лужах, когда солнце выглядывало из пасмурных туч. Возможно, она проплывала надо мной, а, быть может, где-то в темных водах мифического океана. Она была одинока, но не так, как хищники изнывающие от непрерывного голода. Ее жабры фильтровали воду и выпускали чистые потоки, а плавники трансформировали поток в пену. Ее не могли оставить без внимания хищники, у них ведь не было иного выбора. И в этом им нужно было бы посочувствовать. Я заходил в подъезд, когда ее маленький рот открылся, а большие глаза застыли как яичный желток на сковороде. Хищники не могли остановить силу притяжения. В этом была их беда и их наваждение. Они покорно плыли в черную космическую бездну на встречу звездам и туманностям, проскальзывая в тугую глотку. Они не знали куда плывут, как и не знали почему всё пошло непривычным чередом. Они видели звезды и впервые верили. Пока я заходил домой.

Волосы

Вылюби ее

Когда алкоголь входит новой лунной фазой в твою жизнь и приливом поднимает градус, ты чувствуешь как накрывает волной и выбивает воздух. Морячки танцуют и кидают в зал береты. Лодка поднимается раз. Лодка опускается два. Ты открываешь резко глаза и мир качается в такт твоей русой косе. Маятник бьет булавой раз. Маятник бьет булавой два. В ее глазах отражение кобры, в твоих - отражение. Ты можешь поддаться гипнозу или стать тем, под чью дудку пляшут. Это язык тел, язык инстинктов. Она стягивает резинку с волос и тугой конский хвост рассыпается локонами по плечам. Глаза хищными изумрудами прицельно в лоб - это практически то же самое, что аккуратно и насмерть каблуком пригвоздить к стене. Не говори, слова обезоруживают, но не спасают. Хватай под колено и тяни, пока не почувствуешь чужое неровное дыхание на своей щеке. Если отстреливаться, то с целью, если играть, так до последнего. Пусть лодка кувырком, пусть нет разницы между полом и потолком, пока жизнь еще не способна выбросить тебя за борт. Пока еще. Где губы, а где руки? Оторви от пола и не дай себе проиграть. Береты летят к чертовой матери.  Вылюби ее, вылюби ее. Вылюби ее и влюби. . 

Сны: стажировка

Мы получили направление на стажировку. Нам с сотрудником вручили каталог. Увесистый и обьемный он напоминал большую подарочную энциклопедию с плотными глянцевыми страницами и твердым переплётом. М. перелистывал страницы, они пластичной тушей гадюки норовисто изгибались под пальцами прежде, чем  скользнуть гладким брюхом и растянуться поверх предыдущей. Каталог делился на разделы, которые содержали в свою очередь информацию по видам преступлений. Совсем безмятежно мы пролистали мелкие преступления и перешли к особо тяжким. Я остерегался, что пестрые заголовки войдут под кожу красочными силуэтами фотографий с мест событий и дышать станет нестерпимо сложно, но нет. На снимках с широко распахнутыми бриллиантовыми глазами на серых изможденных лицах вовсе не жертвы, а их мучители. Ты не сразу понимаешь, пролистывая их профили, что перед тобой ужасающие в своем воплощении ходячие мертвецы.